Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - Григорий Аросев

Места начинались фантастические. Реку обступали сопки с густым хвойным лесом, зеленой травой. Все это картинно опрокинулось в воду — превосходный вид, который так любят новые русские, покупающие загородные угодья. В верховьях Поной еще неглубокий, с коварным каменистым дном. В самых мелких местах мы чередовались, чтобы была меньше осадка: один греб, а второй шел по берегу.

На Собачьей реке снова испортилась погода. Деньки стали зябкие, серые, сырые. Ветер гнал тяжелые волны, над водой клубилась белесая мгла. Лес настороженно, недобро наблюдал за нами. Конечно, когда идешь в неизвестность, всегда есть страх — а придешь ли ты туда, куда надо? Но вокруг был разлит страх другой.

Мы не слышали птиц. Нас постоянно преследовали туманы. Наконец, в эти дни чередой пошли странные события. Настолько странные, что не обращать внимания было уже просто невозможно.

Сначала мы утопили продуктовый мешок. Произошло это ужасно глупо. Мы спокойно шли по реке, лавируя между редких камней и любуясь окрестностями. На пути попался перекат, который мы оценили как легкий. Перекат и перекат, таких прошли уже десятки. И вот за потерю бдительности мы поплатились большей частью харчей: байдарка налетела на камень и чуть не перевернулась, прилично черпанув воды. Пакет с мукой и несколькими банками тушенки улетел за борт. Случилось это в мгновение ока, мы даже не поняли как. Остались без блинов и без мяса.

У Володи в рюкзаке отдельно лежали соль, спички, курево, подсолнечное масло, связка лука и чеснока. У меня была заначена пачка какао. В общем-то, самое необходимое. Мы решили, что не пропадем и с тем, что осталось. Но будем экономить и стараться в основном сидеть на подножном корму.

Мы рыбачили, находя перекаты с галечным дном, и рыба стала попадаться часто. Мы варили уху, солили икру и готовили согудай: мелко резали хариусов или щук, крошили луковку и чеснок, заливали ложкой масла, закрывали котелок и трясли несколько раз минуты по три.

В те дни, когда не клевало, собирали в лесу грибы или кисличник — и варили из него отличные щи. Иногда комбинировали. Жарили на подсолнечном масле дикий лук и побеги папоротника, пекли в золе клубни диких лилий и корневища рогоза. Робинзоны из нас получились бы настоящие. Единственное, с каждым днем все больше хотелось мяса.

И тут судьба устроила нам искушение. Однажды мы пошли за провиантом в лес и наткнулись на глухаря в охотничьей петле. Он еще был живой, бил крыльями.

— Миша! Подарок судьбы! — Володя потирал руки.

— В тайге чужое брать нельзя. Категорически. За это убивают.

— Вынем осторожно птицу и опять насторожим петлю, как будто ничего не было.

— Это очень сложно. Все равно увидит, что не так поставлена. Не тобой положено — не тобой и будет взято. Закон тайги. Пойдем лучше отсюда.

Встречаться с неизвестным охотником, скорее всего браконьером, не хотелось. Разумнее вернуться и отойти ниже по реке. От греха подальше.

Мы сверились с компасом и направились в сторону берега. Шли быстро, торопились, Володя споткнулся о когтистую корягу и чуть не упал. Река все не появлялась. Странно, мне казалось, что сюда мы дошли гораздо быстрее. Я еще раз взглянул на стрелку компаса. Все верно. И тут Володя еще раз споткнулся о корягу. Ту же самую. Сомнений быть не могло, я хорошо запомнил эту черную лапу: у нее были пальцы, так причудливо разветвился ствол.

Мы поняли, что пришли на свои следы.

— Только без паники, — сказал я. — Давай думать, что это значит.

Мы торчали непонятно где посреди тайги и пытались понять, в чем дело.

Компас мог сломаться. Но мы же прямо шли, никуда не сворачивая.

— Кажется, я понял, в чем дело. Одна нога загребает. Шаг больше делает. У тебя какая толчковая?

— Правая.

— И у меня. Поэтому мы сделали круг и вышли на свои следы. С этим все ясно. Плохо, что остались без компаса. — Я крутил в руках бесполезный прибор.

— Слушай, ты лопату нес на плече, — озарило Володю. — Поэтому компас врал. Железо его сбивает.

Через полчаса мы сидели на веслах в байдарке и снимали “пуншиком” стресс.

Туманы продолжали преследовать нас, это было какое-то наваждение. Как будто живое облако ползло по земле за нами, куда бы мы ни пошли. Днем отрывались от него — к вечеру оно нас догоняло.

Однажды упала такая пелена, что даже ног не было видно. Я отправился по малой нужде и не услышал звука струи. На меня напала оторопь. Опустился на четвереньки и увидел, что стою в двадцати сантиметрах от обрыва. Еще один шаг — и я был бы там. А высота метров пять.

Лес слал нам какие-то знаки.

На следующий день после нашествия тумана к Володе приходила молния.

Я своими глазами видел, как не пойми откуда появился огненный шар и крутился вокруг него в воздухе, а потом повис на расстоянии метра. После чего, вращаясь, медленно полетел к нему — вероятно, из-за движения воздуха.

— Не двигайся! — крикнул я.

Володя смотрел на шар как зачарованный. Молния упала на траву и громко взорвалась. Я вспомнил Володин сон про парализующий шар, вошедший ему в голову, а еще вспомнил, как однажды в детстве шел по нашей дачной улице, был вечер теплого, солнечного дня, — и меня гнала шаровая молния. Я не мог не идти, потому что она шла за мной. Было очень страшно, потому что если я от нее домой — то она в дом. До сих пор не знаю, приснилось, привиделось это мне или было на самом деле.

Володя опустился на траву и стал раскачиваться, как китайский болванчик. Я сходил за аптечкой и сунул ему под нос ватку с нашатырем. Он мотнул головой и словно проснулся.

— Что это было?

— Бог грома Айеке отметил тебя своим вниманием, — сказал я и, поскольку он продолжал таращиться на меня, добавил: — Природное явление, нередкое в этих краях.

Володя был потрясен и провел в трансе весь вечер. Он почти не разговаривал, залез в палатку и лежал там на животе. А мне в ту ночь приснилась женщина с рыбьим хвостом. В руках она держала двух хариусов. Я сразу понял, что это те самые рыбины, которых я поймал на Афанасии.

На подходе к заброшенному селу мы опять попали в жуткий, наводящий ужас туман. Он шел тугими, плотными клочками — мы не видели друг друга в байде. С третьей попытки удалось причалить. Действуя на ощупь, мы вытащили лодку на берег и решили ставить палатку и ложиться спать, раз такое дело. Володя отошел от меня на шаг, чтобы вбить колья, и пропал. Я ничего не видел. В этом чертовом тумане я не мог найти ни где река, ни где вещи, ни где Володя… Попробовал звать его — и понял, что не слышу своего голоса. Я открывал рот, как рыба, но звук не шел. Страх погнал меня кругами, петлями, я метался по берегу, или это был уже не берег, беспорядочно бегал, натыкаясь на камни, у меня кружилась голова, как в детстве от американских горок, под ногой поехали камни, и тут небо слилось с землей, и я отключился.

Открыв глаза, я увидел крашенные голубой потрескавшейся краской стены и невысокий белый потолок. Рядом с моей кроватью стояло еще несколько коек, все они были пусты, кроме одной, которую занимал древний, наверное столетний, дед. Он читал газету. Мне показалось, что “Спид-Инфо”. Я отметил, что у него настоящее пенсне — два круглых окуляра с защелкой на переносице, — вещица, приобретенная, вне всякого сомнения, до революции.

— Больница? — спросил я, хотя было и так ясно.

— Амбулатория районная, — отозвался дед.

— А район какой?

— Краснощелье, какие тут еще районы. В Чальмны Варэ тебя нашли, с вертолета заметили. Таможенников с Мурманска на охоту забрасывали — а там ты на берегу валяешься. Врач говорил. Повезло тебе, парень.

— Где-где меня нашли? — переспросил я.

— В Чальмны Варэ. Плохое место, недоброе. Кладбище там, старый лопарский погост. Я сам однажды чуть не пропал — погнал колхозных оленей и заблудился. Дорогу, лес знал как свои пять пальцев, однако духи взяли и поменяли все вокруг на незнакомое. Еле выбрался, с месяц плутал, стадо почти все к дикарю ушло… Хорошо, что всех оттуда выселили.

— Почему?

— Затапливать собирались в советское время. ГЭС хотели строить на Поное. Так и не построили — кончился коммунизм… — Он перелистнул страницу.

Услышав наш разговор, в палату заглянул врач.

— Очнулся?

Я кивнул.

— Молодец. Как зовут? Имя, фамилия?

Я назвал.

— Ну ты даешь, Непомнящий, — врач покачал головой. — Не помнишь, конечно же, ничего?

Но кое-что я вспомнил. Я прямо встрепенулся, когда до меня дошло, что я один.

— А где Володька?!

— Какой Володька?

— Друг. Мы вместе были. Вдвоем.

— Нашли тебя одного. Народ опытный, понимали, что в одиночку на Поной не ходят, — час еще летали вдоль реки.

— Может, в лесу он? — я посмотрел на доктора с надеждой. — Надо искать!

— Ищут уже. Знакомый ваш с Ловозера узнал, отправился с мужиками. Забросились тем же вертолетом, который таможенников забирал. Только теперь им самим выбираться — вниз, наверное, пойдут, до пограничников.